"Terra Teutonica 1360-1425"

От зажиточной цеховой верхушки в лазурном и почти рыцарском до бомжей.

Этнический состав этой армии был, однако, весьма сложным. Немецкий элемент, разумеется, преобладал в Ордене, а также среди определенной части рыцарей и наемников, горожан и крестьян. Но значительна была и роль славянского — поляков и кашубов, — а также балтийского элемента — пруссов из восточных районов Пруссии. Пропорции этих трех этнических групп — немецкой, славянской и балтийской — нельзя установить (возможно, по 1/3 каждая), но общий тон этой армии задавал немецкий элемент благодари командной роли, языку команд и песнопений на поле боя.

В вопрос о вооружении армии Ордена польские исследования внесли ряд уточнений: оно было похоже на польские или западноевропейские стандарты с некоторыми особенностями, заимствованными у пруссов (шлемы, щиты) и литовцев (пики). Тевтонская армия располагала большим числом арбалетов, а также артиллерией, которую намеревалась использовать в начале сражения. Крестоносцы обладали также значительным боевым опытом, полученным в сражениях с Литвой и на Балтике.

Заган Ганс.

Подмастерье башмачника из Кнайпхофа, вышедший вместе с остальными ремесленниками на помощь Тевтонскому ордену в битве с литовцами, братьями-князьями Кейстутом и Ольгердом. Битва состоялась в 1370 году при поселке Рудау, сейчас это Мельниково Зеленоградского района. Если верить легенде, Ган Заган подхватил упавшее знамя Ордена и тем самым поддержал, готовых уже дрогнуть, рыцарей. За этот подвиг ему присвоили дворянское звание, и стал он называться Ганс фон Заган. Вообще-то сомнительная легенда, хотя и симпатичная. Трудно поверить в то, что исход этой, действительно, великой битвы зависел от какого-то башмачника. Эта история больше напоминает чей-то политкорректный ход в налаживании отношений ремесленников и рыцарей Кёнигсберга.

Трудно поверить в то, что исход этой, действительно, великой битвы зависел от какого-то башмачника. Эта история больше напоминает чей-то политкорректный ход в налаживании отношений ремесленников и рыцарей Кёнигсберга.

Каждый цех или гильдия по разнорядке городского совета выставлял при необходимости положенное число определенным образом вооруженных и снаряженных воинов из числа своих членов, а также отвечал за состояние и оборону части городских укреплений. Все способные носить оружие горожане обязывались проходить военную подготовку. Наиболее воинственно настроенные бюргеры объединялись в так называемые стрелковые сообщества - нечто вроде добровольных клубов любителей попрактиковаться в свободное время в боевом мастерстве, периодически устраивавшие свои пышные праздники, кульминацией которых являлось состязание по стрельбе в цель. Обычно считается, что горожане крайне неохотно брались за оружие и, если надо было сражаться вне родных стен, предпочитали раскошеливаться на наемников. Действительно, прусские города вербовали солдат удачи, например морских корсаров в 1410 г., о чем будет сказано ниже. Но судя по всему немецкие бюргеры балтийских и вислинских портов сами были при случае совсем не прочь подраться. По крайней мере контингенты городов, выставлявшиеся для военных кампаний ордена, состояли главным образом из их коренных жителей. Возглавлялись эти отряды ратманами - должностными лицами городской администрации, или специально назначавшимися той же администрацией капитанами. О надежности этих воинов можно сказать то же, что и о "земской службе": до Грюнвальда в них сомневаться не приходилось, после этой битвы горожане уже предпочитали уклоняться от службы тевтонцам.

Боевого опыта бюргерам в нач. XV в. было не занимать. В тевтонское войско отправлялась конечно не обычная коммунальная милиция, а проверенные бойцы, не раз участвовавшие в военных операциях на Балтике в составе сил Ганзы и Ордена против датчан. корсаров и всех тех, кто мешал свободному судоходству и торговле. Так в 1398 г. крупные прусские города выставили для совместного с крестоносцами похода на Готланд 40 больших и средних кораблей с четыремя сотнями воинов десанта и еще столько же в 1404 г. В этот же период на Балтике постоянно крейсировала специальная "миротворческая" эскадра прусских ганзейцев с задачей уничтожать пиратов и пресекать любые военные конфликты, препятствовавшие мореплаванию. Кроме того, с 1404 г. воины из крупнейших прусских городов были обязаны участвовать в тевтонских походах на Жмудь, формально уступленную Литвой Ордену. Например в 1405 г. Данциг передал в распоряжение местного комтура 60 человек для такого четырехнедельного похода, причем половина из них были арбалетчиками. При этом во время ведения боевых действий на суше основу городских войск, входивших в состав тевтонской армии, составляла не пехота, как принято представлять, а конница. Постановлениями городских советов состоятельные бюргеры были обязаны служить верхом, с соответствующим снаряжением и вооружением. Эти "городские рыцари" - констафлеры составляли весьма значительную часть вооруженных сил крупных европейских средневековых городов. Например в прирейнском Страсбурге в 1363 г. они выставили 81 копье, тогда как все гильдии мастеровых и торговцев вместе взятые - лишь 34. Схожая ситуация очевидно имела место и в прусских городах, где с марта 1410 г. по требованию великого магистра богатые горожане еще раз обязывались иметь рыцарское вооружение. По крайней мере отряд из 216 человек, отправленный на Великую войну городом Эльбингом, включал 180 всадников. Городские рыцари вероятно были не менее опытны в военном деле чем их сограждане, сражавшиеся на море, поскольку имена прусских бюргеров -добровольных крестоносцев часто встречаются в известиях о завоевательных походах тевтонцев на "язычников", одному из которых, некоему кельнскому бюргеру по имени Рутгер Райтц (ум. 1369 г.) принадлежит вероятно абсолютный рекорд по числу "паломничеств" в прибалтийские земли. Из 43 военных кампаний, совершенных им в своей жизни, он участвовал в 32 зимних походах в Пруссии и 3 летних в Ливонии.

Прусские города были обязаны направить в орденскую армию определенное число воинов, в каждом конкретном случае особо установленное магистром. К сожалению полные данные о численности городских хоругвей на 1410 г. отсутствуют, но по аналогии с кампанией 1409 г. и походами на Готланд 1398 и 1404 гг. примерный состав некоторых контингентов установить можно: Эльбинг - 216 чел., Данциг и Кенигсберг - по 200 чел., Кульм и Браунсберг - по 100 чел. Известно, что в 1398 г. города тевтонского государства выставили в общей сложности 1900 воинов. При Грюнвальде же в орденской армии находились вероятно около полутора тысяч бюргеров.

Пункт 6 - Кто хочет кормиться этим ремеслом и занять положение самостоятельного мастера, должен иметь полный панцырь… (Устав кельнских бочаров (1397 г. 19 )(Loesch, I, № 5.S.12 — 14)

Взаимосвязь хрючелова и дрючелова в уставах пекарей Франкфурта.

2. "Также есть правило, кто из нас имеет свое вооружение, может иметь 8 свиней, а ратманы по 12." 1355 год. Frankfurter Amts- und Zunfturkunden. Bd. I. S. 19.

4. "Также могут двое, которые в совет входят, иметь по 10 свиней, и кто ежедневно выпекает белый хлеб или черный хлеб для рынка, может иметь 8 свиней, но кто имеет 8 свиней, должен иметь все военное снаряжение. У кого 4 свиньи, должен иметь щит, железный меч, кожаные наручники и перчатки, а кто свиней не имеет, а имеет собственность в 30 гульденов, должен однако иметь все военное снаряжение." 1377 год. Frankfurter Amts- und Zunfturkunden. Bd. I, SS.
24—28.

Воинская повинность горожан орденских городов по Кульмскому праву по статье Качанова "Городское право орденских городов"
http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/Pr ... _GorPr.php

"Если человек приобрел владение горожанина или просто 10 гуфов земли, то в случае необходимости, придя на службу Ордену, он должен был иметь нагрудные латы, легкое оружие и одного годного к такому вооружению коня. Владелец 40 и более гуфов должен был явиться для несения воинской повинности “со всем вооружением и бронированным конем, соответствующим к этому оружию и по крайней мере с двумя другими конями” . "

Из статьи "ВЯЛІКАЯ ВАЙНА ВЯЛІКАГА КНЯСТВА ЛІТОЎСКАГА І КАРАЛЕЎСТВА ПОЛЬСКАГА З ТЭЎТОНСКІМ ОРДЭНАМ У 1409-1411 г." Руслана Гагуа в Историческом Альманахе. http://kamunikat.net.iig.pl/www/czasopi ... /08/09.htm

"Кроме конницы, которая составляла основную силу войска крестоносцев, в войне 1410 года принимала участие и пехота. В городах из ремесленников создавались отряды по 10 человек в каждом. Несколько таких отрядов составляли более крупные тактические единицы - майги, которыми командовали назначенные капитаны. Такое присутствие бюргеров было скорее исключением из правил. Только крайнее положение Ордена, которое требовало максимальной мобилизации всех сил, заставило магистра вывести в поле вооруженных ремесленников. В 1417 году эльбингский хронист отметил что в битве под Грюнвальдом погибло около 550 бюрегров из этого города. Произошло это по причине того, что "господин великий магистр прислал полное беспокойство письмо, в котором призвал каждого, кто здесь живет, приготовиться и двинуться на войну во имя любви, добра и чести..." Они же "как старые так и молодые не могли этому противиться" (Zapiska z roku 1417 z Kroniki miasta Elbląga // Grunwald. 550 lat chwały. Warszawa, 1960. S. 66. )"

Zapiska z r. 1417, z "Kroniki Miasta Elbląga". Zapiskę pochodzącą z r. 1417, a więc prawie współczesną wydarzeniom z r. 1410, publikujemy według tekstu wydrukowanego w t. III "Scriptores Rerum Prussicarum", Lipsk 1866. Przekładu z języka niemieckiego dokonał Andrzej Konarek.

Zapiska z r. 1417, z "Kroniki Miasta Elbląga".

Trzeba wiedzieć, że roku Pańskiego 1410 w dzień święta Rozesłania Apostołów była wielka bitwa między panem królem Polski i księciem Witoldem oraz ich sojusznikami z jednej strony a naszym panem wielkim mistrzem Ulrichem von Jungingen i jego starszyzną z drugiej strony. I król ze swoim rycerstwem zwyciężył, a nasz pan wielki mistrz ze swoją starszyzną, a więc wielkim komturem, marszałkiem oraz komturem Christburga oraz wielu innymi dowódcami i panami Zakonu, rycerzami, knechtami, żołnierzami, przyjaciółmi i gośćmi zostali żałośnie zabici lub wzięci do niewoli. A z tego miasta (Elbląga) poległo 550 mieszczan i pachołków w tej samej bitwie. A stało się to w ten sposób, że pan wielki mistrz posłał do nas list pełen troski i zalecił, ażeby każdy, który tu mieszka, przygotował się i pociągnął na wojnę w imię miłości, dobroci i honoru. A więc my tutaj zarówno starzy (...) jak i młodzi nie mogliśmy się temu przeciwstawić.


Christburg - Dzierzgoń; komturem Dzierzgonia był w. szatny Zakonu, Albrecht von Schwarzburg.

ibidem, s. 64, 66, 366.

"...В том же году (1375 - прим.), главный маршал, брат Готфрид Линденский с жителями Эльбинга, Бранденбурга, Балги и Кристбурга, равно как и обоими фохтами самландскими и еще несколькими гостями нз Германии были в Литве. В день св. Схоластики (10 февраля) они опустошили ниже поименованныя земли грабежем и огнем. Он разделил свое войско на три отряда, так что пришедшие из Кристбурга и Бадги переночевали в деревне по имени Свирдекейнендорп, сам маршал и гости из Германии с фохтами самландскими в Свенте-Ацере, пришедшие из Эльбинга и Бранденбурга в Стагенискене. На другой день (11-го февраля), соединившись, они пошли в Санилискен, где ночевали второй раз, обратив передовое войско против замка Тракена и на пол мили по ту сторону к деревни Детаргесдорп, где и переночевало все войско. На другой день они возвратились к названному замку, где они и нашли короля Кейнстута, ведшаго переговоры с маршалом. Затем они опустошили местность около Стребе до впадении ея в Мемель. Так они пробыли семь ночей в названных литовских землях и уведи с собой 715 пленных обоего пола, не считая тех, которые достались на долю гостей..."

ЛИВОНСКАЯ ХРОНИКА ГЕРМАНА ВАРТБЕРГА.

Die livlandishe Chronik Hermann`s von Wartberge.

Aus dem Lateinichen ubersetzt von Ernst Strehlke.

BERLIN und REVAL. 1864.

Договор между городом Страсбургом и страсбургским епископом Иоанном III, 1368 г. (из грамот города Страсбурга)
2. Эти аусбюргеры [1] должны во всех наших городах, деревнях и владениях, где они живут вместе с другими нашими людьми, отбывать службу в замках, в которых мы помещаем наши гарнизоны, а также у колодцев, лестниц и дорог и т. д. соответственно своей численности.
3. Они должны также участвовать в несении сторожевой службы и устройстве рвов вместе с другими нашими людьми, когда наступает их очередь делать это и их к этому призывают.
В подтверждение сказанного к настоящей грамоте приложены печати указанного епископа Иоанна. То, относительно чего мы договорились, должно соблюдаться нерушимо в течение десяти лет...
---------------------------------
1 Так назывались бюргеры, жившие вне города.)

Списки франкфуртских ремесленников и статистические данные по франкфуртскому ремеслу (1387 и 1440 гг.)

Общее число всех городских мастеров, как входящих, так и не входящих в цехи, по основным отраслям производства 31.
К этой группе Бюхер присоединяет горожан, которые не могли быть включены по характеру своей деятельности ни в один из предшествующих отделов; поэтому она отличается большой пестротой с преобладанием впрочем группы низших должностных лиц городского совета.
В 1387 г. мы находим здесь лекарей, приказчиков, привратников, сторожей у городских ворот, башенных сторожей, барабанщика; в 1440 г. присоединяются ходатаи по делам, низшие городские судьи, монетчик, таможенник, кладовщики, лесничие, звонари, дозорщики, сторожа у городских застав, могильщики, живодер, чистильщик выгребных ям.]

Возникновение правовой системы орденской Пруссии :
Рогачевский, А. Л.

Подробный анализ основных моментов Кульмской грамоты, и правовых документов иных орденсбургов (в том числе Эльбинга)

http://law.edu.ru/script/matredirect.asp?matID=1209521

Глава IV «Анализ институтов права Пруссии XIII в.» состоит из восьми параграфов. В § 1 «Вступительные замечания» обоснован подход к анализу источников. Европейское средневековое право не знало современного деления на отрасли. Правовые нормы группировались по лично-сословному принципу, отражавшему социальную стратификацию феодального общества. В соответствии с этим выделялись право земское, городское, церковное, ленное, право министериалов; право национально-религиозных меньшинств и т.п. При этом право отличалось крайним партикуляризмом (каждая местность жила по своим обычаям). Правоотношения, регулируемые грамотами и договорами ордена, предстают в виде своеобразного «треугольника»: государство (в лице ордена) – колонисты и другие группы населения – церковь. Орден выступает как главный субъект регулирования, тогда как общины и в меньшей степени церковные учреждения занимают подчиненное положение. Эти особенности анализируемых источников и средневекового права в целом определяют и логику дальнейшего изложения. Особое внимание при анализе уделено институтам КГ, которая регулирует многие вопросы наиболее развернуто. К тому же отдельные ее положения были воспроизведены в других грамотах.

В § 2 «Правовой статус различных групп населения» автор исходит из тезиса о том, что нормы о личном статусе занимали центральное место в средневековом праве. Они отражали многообразие существовавших категорий населения. Наиболее привилегированной общественной группой и главной опорой ордена стали немецкие колонисты.

В грамотах упоминается несколько категорий населения, прежде всего городского. Понятие civis в средневековом праве означало горожанина в узком смысле, т.е. полноправного члена городской общины. Совокупность бюргеров в узком смысле слова (cives) обычно противопоставлялась массе прочих жителей (incolae или habitatores), которые постоянно проживали в городе, но не были полноправными членами общины. Однако благодаря ряду норм КГ, воспроизведенных позднее в грамотах других общин, грань между бюргерами и жителями была не такой отчетливой, как в германских землях. Кроме того, города имели обширные сельскохозяйственные владения, а сидевшие на этих землях свободные крестьяне играли заметную роль в городской жизни.

Другая группа лиц, упомянутая лишь в тексте КГ, – «перегрины». Их статус не вполне ясен. Автор полагает, что перегринами называли прибывших из различных стран участников крестового похода в Пруссию (их помощь была важна для ордена в первый период завоевания края), а также тех колонистов, которые временно оседали в Кульме и Торне, намереваясь впоследствии переселиться на иные земли в орденских владениях.

Еще одна группа населения – так называемые «феодалы» (feodales). Эта категория лиц упомянута в тексте КГ. В первых немецких переводах этой грамоты термин передавался двояко – lehnlute, т.е. ленники, и lantlute, т.е. «земские люди». Такой разнобой давал повод и для различных толкований. По мнению диссертанта, «феодалы» образовывали особую группу городского населения, которая владела земельными участками в Кульмской земле, но не несла по отношению к ордену ленных обязанностей в собственном смысле слова, т.е. не входила в систему феодальной иерархии. За предоставление земли в наследственное владение они уплачивали денежный чинш и несли военную службу в ополчении. Исследование персоналий «феодалов», перечисленных среди свидетелей КГ, позволяет утверждать, что они являлись выходцами из рыцарских семей. Неясно, в какой мере они были подсудны городскому суду, но известно, что по делам о наделах, предоставленных таким горожанам на условиях службы ордену, правосудие вершили не городские, а орденские власти. В этом проявлялся двойственный статус указанной группы колонистов. Он типологически сходен со статусом министериалов или горожан-ленников, составлявших заметную прослойку в составе немецкого бюргерства XIII в. Орден, по-видимому, рассчитывал на то, что прибывающие в Пруссию крестоносцы рыцарского происхождения (свободные рыцари и министериалы) будут охотно селиться в городах, если им гарантируют сохранение их правового статуса. В целом расчет тевтонцев оправдался. О такой политике ордена говорит, в частности, грамота властям и жителям Любека от 27 апреля 1261 г., изданная в связи с основанием Мемеля. Орден обещал предоставлять переселенцам в лен земли, принадлежавшие ранее убитым куршам-вероотступникам. Процесс колонизации давал переселенцам шансы повысить свою сословную принадлежность.

Cтатус польского населения отразился в изучаемый период лишь в привилегии Германа Балька, которая регулировала главным образом положение шляхты. Представители польской знати признавались лично свободными людьми. По отношению к ним в грамоте употреблен термин «рыцари». Основные положения, которые затрагиваются грамотой, касаются военной службы ордену и семейно-имущественных отношений. В то же время из грамоты усматривается наличие прослойки зависимого польского населения, проживавшего в шляхетских имениях. Рыцари были вправе взимать с таких лиц традиционную подать («poclon») и имели над ними ограниченную юрисдикцию (по делам с ценой иска до 6 марок или о сравнительно мелких правонарушениях, влекущих взыскание штрафа «trzysta» согласно польскому праву). Доходы с имения также принадлежали рыцарю, однако суд по более значительным делам оставался в руках ордена.

Еще одна категория жителей, чей статус получил отражение в анализируемых памятниках, – местное прусское население. Основным источником, определившим его правовое положение, стал Христбургский договор. Как уже упоминалось, он юридически закреплял свободу крещеных пруссов и предоставлял им довольно широкие имущественные права. Договор содержал ряд важных предписаний, касающихся соблюдения христианских брачно-семейных норм и воспрещал прежние обычаи (многоженство, продажу жен, переход купленной отцом жены к сыну после его смерти, обычай брать в жены мачеху, жену брата, женщин до 4-й степени кровного родства или свойства без разрешения церковных властей, обычай убивать и отвергать своих детей или позволять это другим).

В 1260 г. началось новое восстание пруссов (продолжавшееся до 1273 г.), в котором не участвовали только Кульмская земля и Помезания. Орден счел, что в связи с восстанием пруссы потеряли предоставленные им ранее привилегии и отныне он вправе в индивидуальном порядке решать вопрос о статусе и правах отдельных пруссов. Кульмская земля и Помезания не были затронуты восстанием, и им был сохранен привилегированный статус. Прусские привилегии имели основное значение для Помезании и нескольких смежных областей с компактным прусским населением. Жившие там пруссы имели личную свободу, право на ограниченное самоуправление под началом сельского старосты и привилегии в области наследственного права (члены семей, не призываемые обычно к наследованию, могли сохранить за собою доставшееся им имущество при условии уплаты властям специального налога). Именно в Помезании был составлен свод обычного права пруссов, известный под названием Помезанской правды и отражающий статус коренных жителей этой земли. В остальных землях пруссы не имели привилегированного статуса. Основная часть их оказалась в положении лично зависимых крестьян, которые несли тяжелые и юридически, как правило, не ограниченные повинности в пользу ордена и епископов (барщина, оброк, строительство замков, военная служба и др.).

Таким образом, уже в XIII столетии в Пруссии сложилась довольно развитая система норм, регулировавших правовой статус жителей и одновременно отражавших специфику края с его сложным по этническому составу населением.

В § 3 «Правовое положение и организация городских общин» рассмотрен вопрос о внутренней организации городов и их положении в политической системе орденского государства. Основы внутренней организации Кульма и Торна были определены в статьях 1 и 4 КГ. Статья 4 дарует Кульму и Торну Магдебургское городское право, получившее к тому времени заметное распространение в Восточной Европе. Это пожалование сопровождалось важными оговорками, изменявшими ряд его норм. Прежде всего, в ст. 1 КГ говорится о ежегодных выборах судей, которые подойдут «сообществу городов» (communitati civitatum). Слово communitas означает здесь не просто общину, но и общинный сход. Судя по более поздним источникам, горожане получали право избирать только шультгейсов – низших судей (дела о наиболее серьезных преступлениях рассматривал орденский наместник). Кандидатуры шультгейсов, как недвусмысленно указано в КГ, должны были согласовываться с орденскими властями. Тем не менее выборность судей как таковая означала более либеральный правовой режим по сравнению с Магдебургским правом: в самом Магдебурге шультгейсы не избирались, а назначались архиепископом.

Юрисдикция городского судьи ограничивалась зоной городской черты, не распространяясь на территории, прилегающие к замкам (там, где они имелись), а также на все общественные сухопутные и водные дороги. Ограниченной была и персональная подсудность, из которой были исключены, как правило, поляки и пруссы (кроме тех случаев, когда потерпевшим был немец-горожанин). Вопрос о компетенции городских судей тесно увязан в КГ с вопросом о налагаемых ими имущественных взысканиях. КГ уменьшила размер штрафов в пользу судьи вдвое против предусмотренного Магдебургским правом. Вопрос о причине такого изменения неоднократно рассматривался в литературе. По мнению автора, можно говорить о типологическом сходстве Пруссии с марками на западе Священной Римской империи (термин «марка» употреблен в Золотой булле Римини), где подобная норма была известна. Но юридического тождества у Пруссии с марками не было, поскольку марка – это всегда имперский лен, тогда как лен и титул маркграфа гохмейстеру и ордену формально пожалованы не были. Кроме того, уменьшение наполовину размера судебных штрафов было продиктовано стремлением суверена привлечь в край больше колонистов. Как дополнительную меру для привлечения переселенцев можно интерпретировать и освобождение обвиняемого от уплаты штрафа в пользу ордена при освобождении от штрафа в пользу шультгейса.

В обеих редакциях КГ говорится о членах городского совета (consules civitatis). Это свидетельствует о том, что в момент дарования грамоты функции суда и управления еще не были разделены. Появление судебной (шеффенской) коллегии в Кульме и Торне произошло, по-видимому, к середине XIII в., поскольку во второй редакции КГ говорится уже о «совете судей и ратманов». Слово «судья» употреблено здесь во множественном числе (iudici), что позволяет сделать вывод о наличии целой судебной коллегии в каждом из городов. Шеффены, в отличие от ратманов (членов городского совета), занимали свои места пожизненно, а в случае смерти кого-либо их них вакансия замещалась путем кооптации. Примечательно, что в 1233 г. в самом Магдебурге еще не существовало городского совета, он появился там лишь в 1244 г. Не исключено, что учреждение такого органа произошло не по образцу Магдебурга, а по примеру Любека, где городской совет зафиксирован уже в 1226 г. Городской совет осуществлял текущее управление городом, представлял общину во внешних сношениях и издавал распоряжения (вилькюры) по различным вопросам городской жизни.

Еще одно встречающееся в грамоте отступление от норм Магдебургского права, помимо норм о снижении вдвое размера судебных штрафов, – изменение правил о наследовании, которое рассматривается в § 4 гл. IV диссертации.

В Эльбинге и Мемеле, как уже указывалось, было введено Любекское право. К середине XIII в. оно тоже представляло собою довольно развитый комплекс норм. Характерной чертою общин, управлявшихся по Любекскому праву, была ведущая роль в них городского совета, тогда как суды шеффенов, даже если таковые и существовали, занимали второстепенное положение. Именно городской совет Любека уже с первой половины XIII в. занимался сбором и систематизацией городского права. Кроме того, привилегии, полученные Любеком от императора и различных духовных и светских князей, обычно предусматривали, что если соответствующие князья вели с кем-либо войну, то Любек и любекцы не обязаны были в ней участвовать.

Основное отличие Любекского права в Эльбинге (и, вероятно, в Мемеле) от исходного образца заключалось в том, что указанные города не имели права уклоняться от ведения войны на стороне ордена, если в этом возникала необходимость. Наследственному судье Эльбинга была предоставлена треть всех судебных штрафов за серьезные преступления, а за менее тяжкие (до четырех шиллингов) – половина. Те две трети, которые причитались властям, орден обещал разделить поровну с горожанами, чтобы город лучше охранялся и обеспечивал иные нужды. Внутреннее устройство данных общин в их грамотах подробно не обрисовано, но по документам более позднего времени можно судить о том, что местные органы власти создавались по образцу Любека. В дальнейшем Любекское право не получило в Пруссии большого распространения. Орден всячески препятствовал его дальнейшему распространению, поскольку оно предполагало значительную самостоятельность общин.

Некоторое внимание в грамотах уделено также положению городов в политической системе орденского государства. В КГ говорится о намерении тевтонцев превратить Кульм в «метрополию» (civitas metropolitana) или «главный город» (civitas capitalis) края. Но фактически Кульм так и не стал прусской столицей. Резиденция ландмейстера разместилась в Эльбинге, а гохмейстера (с 1309 г.) – в Мариенбурге. Резиденция епископа Кульмского была устроена в Кульмзее. В экономическом отношении Кульм тоже не достиг сколько-нибудь видного хозяйственного положения, его быстро превзошел Торн. Однако формально важное значение Кульма признавалось, что имело два важных следствия, тесно связанных друг с другом. Во-первых, другим прусским городам в дальнейшем даровалось главным образом Кульмское право. Во-вторых, в городе был создан верховный суд для всех общин Пруссии, управлявшихся по Кульмскому праву. В отличие от Магдебурга, где рассмотрение дел для других городов и рассылка «поучений» в нижестоящие суды осуществлялись шеффенской коллегией, в Кульме этим занимался городской совет, а шеффены разбирали только внутригородские дела. Возможно, здесь сказалось влияние Любекского права: в Любеке именно городской совет являлся высшим судом для «дочерних» городов.

Продолжение:

"В § 4 «Имущественные правоотношения» подробно исследован вопрос о правовом режиме имущества жителей и их наследственных правах. Основное внимание при этом уделено правам на землю, которая представляла в средние века главную ценность. Рассмотрение данного вопроса начато с системы земельных мер, установленных Кульмской грамотой. Статья 23 КГ вводит в Кульмской земле унифицированную единицу земельной площади – фламандскую гуфу (ок. 16,8 га). Тем самым вводились в употребление и связанные с нею единицы длины и площади. Эти меры подробно рассмотрены в тексте параграфа. Введение унифицированной системы мер упорядочивало наделение колонистов земельными участками. Оно было также одной из предпосылок регулярной планировки прусских городов, заложенных в XIII–XV вв.

Наиболее развернуто правовой режим недвижимого имущества урегулирован в городских учредительных грамотах, а также в привилегии для польской шляхты. Владения, пожалованные общинам, включали довольно обширные территории, а также ряд водных (озерных и речных) угодий. Согласно КГ, городские общины получили угодья троякого рода: землю, предоставленную городам (общегородские угодья, находившиеся в ведении общин) и свободную от любых налогов и повинностей в пользу ордена; землю, предоставленную под условием, – для финансового обеспечения охраны городов; землю, предназначенную для содержания приходских церквей. Это деление с некоторыми модификациями в дальнейшем неоднократно повторялось в учредительных грамотах других прусских городов. Важное пожалование касалось также участка реки Вислы. Помимо свободного судоходства, жители могли беспрепятственно заниматься здесь ловлей рыбы. В то же время горожане не имели права на острова, расположенные в русле реки (вероятно, по соображениям обороны); кроме того, им запрещалось охотиться на бобров, высоко ценимых повсюду как объект охотничьего промысла. Значительные владения получил и Эльбинг, за которым было признано право на земельные угодья и на часть залива.

В анализируемых источниках урегулирован также вопрос о землевладении отдельных колонистов. Статьи 15–21 КГ касаются землевладения кульмских и торнских горожан и обусловленных этим землевладением повинностей. Указанные статьи охватывают в основном два круга таких повинностей: воинскую службу и уплату чинша ордену, а также платежи местному епископу. Орден стремился привлечь колонистов умеренным налогообложением. С другой стороны, тевтонцы были заинтересованы в формировании из переселенцев эффективного ополчения.

В параграфе проанализирована терминология грамот, в особенности термин «аллод» (allodium). Он относится прежде всего к сельскохозяйственным угодьям, которые принадлежали горожанам. Несмотря на его употребление, землевладение, закрепляемое КГ, было связано с целым рядом обременений. Контроль за процедурой отчуждения осуществлялся не городскими судами Кульма и Торна, а орденскими властями. Анализ статей 10–13 КГ показывает, что орден рассматривал все земли как свои, что исключало возможность появления аллодов в строгом смысле слова. Возможно, использование данного термина было вызвано неоднородностью земельных держаний в Кульмской земле. Обозначаемые этим термином земли противопоставлены владениям «феодалов», упомянутых в КГ второй редакции. Хотя землевладение горожан было обусловлено военной службой, владельцы аллодов не были включены в ленную иерархию. Возможно, эти положения КГ были сформулированы под влиянием тогдашнего права министериалов – служилого сословия при дворах светских и духовных князей. Автору представляется также, что такое землевладение нельзя однозначно определить как наследственно-чиншевое, поскольку в нормах грамоты наблюдается своеобразное переплетение права министериалов и локационного права. Поэтому отношения ордена с колонистами могут быть интерпретированы в рамках более широкого понятия – «пожалования» (Leihe).

Свои особенности имело землевладение польской шляхты. Рыцари, которым адресована грамота Германа Балька, именовались ленниками ордена, из чего вытекала обязанность таких лиц нести в пользу тевтонцев военную службу. Если рыцарские угодья оставались невозделанными и незасеянными, то орден был вправе пользоваться ими (например, для прогона скота), но без ущерба для фактически используемых хозяевами лугов и пастбищ. Орден мог передать их другому лицу, но прежний владелец сохранял преимущественное право на получение их вновь. Рыцарь мог также продать запущенное поле, но в этом случае с него не снималась обязанность воинской службы.

Наконец, вопросы имущественных правоотношений у пруссов получили отражение и в Христбургском договоре. Пруссам гарантировались свобода приобретения любого имущества, полная свобода распоряжения движимым имуществом. Недвижимым имуществом пруссы также могли распоряжаться свободно в пользу равных себе пруссов, немцев и поморян, при условии, что ордену будет представлено достаточное поручительство в отношении подлежащей продаже вещи, а продавец не убежит к язычникам или иным врагам ордена. Кроме того, неофиты обещали не отбирать имущество у других неофитов иначе как по закону. В немногочисленных грамотах, пожалованных в рассматриваемый период отдельным прусским нобилям, говорится о передаче им земель с деревнями «в вечное и свободное владение», благодаря чему такие пруссы также становились вассалами ордена.

С землевладением был тесно связан целый ряд хозяйственных и вотчинных прав. Видное место среди них занимало право охоты. Основы охотничьего права в прусских землях закладывает КГ. Колонистам дозволялась охота на все виды дичи (кроме бобров). При этом поимка крупного зверя (кабанов, медведей, козуль) не налагала на ловца никаких обязательств по отношению к ордену, а при поимке иной дичи орден получал правую лопатку зверя. Данные положения были сформулированы под влиянием венгерского права, которое стало известно ордену в период пребывания в Венгрии. Специальное же упоминание об отдельных видах дичи связано, по-видимому, с соответствующими немецкими обычаями. Сходные правила были установлены и в привилегии для польского рыцарства Кульмской земли.

Другой круг вопросов, связанных с землевладением, касался права рыболовства. В средневековой Европе рыба играла важную роль в питании в связи с наличием многочисленных постов. Вопрос о рыбном промысле в реках и озерах оговорен в КГ, Эльбингской грамоте и в привилегии польской шляхте. Различались два вида водоемов: малые, где можно было устроить до 3‑х тоней (в среднем около 10 га), и большие. В последних рыболовство разрешалось вести «любой снастью, за исключением сети, которую называют неводом» (newod). В параграфе рассмотрен также вопрос о юридической природе права рыболовства. Представляется, что само по себе право рыболовства в озерах возникало благодаря орденской регалии, которой орден молчаливо отказался воспользоваться в полном объеме.

С правами на водные объекты было тесно связано и право на строительство мельниц, которому посвящена ст. 13 КГ. Будучи единственным доступным видом источников механической энергии на суше, мельницы приносили владельцу большие доходы. С правовой точки зрения мельница была важнейшим орудием домениального хозяйства. Став хозяином мельницы, феодал приобретал баналитет – право требовать от местных жителей молоть зерно только на его мельнице за установленную им плату. О праве ордена на строительство мельниц прямо упоминалось уже в Крушвицком договоре. Мельничным правом обладали только те горожане, которые получили земельные угодья от ордена. КГ ничего не говорит о каких-либо дополнительных повинностях в пользу ордена за использование одной мельницы на небольшом ручье. Лишь в том случае, когда на реке в пределах угодий одного владельца могло быть возведено более одной мельницы, орден выговорил себе треть доходов с них, обязавшись произвести треть расходов на их постройку. Вопреки практике той эпохи, орден не стал провозглашать баналитет на будущие мельницы, что можно интерпретировать как дополнительную меру, призванную привлечь колонистов. Но уже по Эльбингской грамоте орден оставил за собою все места, удобные для строительства мельниц. Аналогичная норма содержится и в привилегии польской шляхты.

Судебной защите владельческих прав посвящена ст. 8 КГ. Свидетельским показаниям «соседей» (vicinos) и «земляков» (conterraneos) статья придает заранее установленную силу. В процессуально-правовом отношении ст. 8 продолжает традицию немецкого права (не только городского, но и земского), сложившуюся к XIII в. Возможно, речь идет об особой упрощенной процедуре допроса, которому судья подвергал свидетелей. Эта процедура позволяла избежать сложностей, связанных с рассмотрением дела в обычном порядке (в частности, столь сомнительного подчас средства доказывания, как судебный поединок).

Вопросы наследственного права в прусских источниках решаются по-разному в зависимости от статуса наследодателя и наследников. Статья 10 КГ, адресованная прежде всего немцам, говорит о введении в крае наследования по фламандскому праву (hereditas flamyngicale). Это право было менее казуистичным, чем Магдебургское, в его положениях прослеживается более абстрактное представление об имуществе как совокупности обезличенных вещей. Оно было и более благоприятным для женщин: наследственные права супругов объявлялись равными, и в случае открытия наследства половину наследственной массы получал переживший супруг, а другую половину – дети. Введение фламандского права было типично для восточной немецкой колонизации в XII–XIII вв. Первопричиной его был значительный наплыв выходцев из Нидерландов в Восточную Европу. В параграфе подробно рассмотрен вопрос о содержании фламандского права и соотношении его с соответствующими нормами Магдебургского. Знакомство ордена с фламандскими обычаями могло произойти как непосредственно в Нидерландах, где у него были владения, так и в одной из многочисленных фламандских колоний в Восточной Европе. В диссертации сделана попытка определить область, где возникли описанные обычаи. Вероятно, их родиной была не только провинция Фюрнес, как считалось ранее, а более обширная область в полосе, протянувшейся с юго-запада на север Южных Нидерландов (север Артуа, Турнэ, Фландрия, север Брабанта). Важна еще одна особенность этих обычаев: в рассматриваемом регионе Нидерландов не было четкого противопоставления городского права земскому. Доминировавшие в этих землях города обычно воспринимали основные черты обычаев, вырабатывали официальную их редакцию и формировали дальнейшую практику их применения. В Кульмском праве граница между городским и земским правом также была достаточно расплывчатой. Вводя в Пруссии фламандское наследственное право, орден, по-видимому, учитывал не только наплыв в край фламандцев, но и специфику заселения в условиях военной экспедиции, чреватого значительным риском для колонистов. Описанный порядок наследования уменьшал вероятность появления выморочных наделов, невыгодных для суверена с фискальной точки зрения.

По-иному были урегулированы наследственные права польской шляхты. В случае смерти польского рыцаря ему наследовал сын. При наличии нескольких сыновей раздел имения не допускался, и к наследованию призывался лишь один из них, на этого наследника переходила и обязанность нести военную службу. Однако прочие братья сохраняли свой сословный статус. Если наследник не желал нести службу, то он не имел и рыцарского достоинства, но за ним оставалась обязанность нести службу как простому воину. При отсутствии у наследодателя сыновей аналогичные права и обязанности признавались за братом. По женской же линии имение не переходило, вдова и дочери могли наследовать лишь половину всего движимого имущества, а другая половина отходила ордену. Если же дочь еще до смерти наследодателя успевала выйти замуж и отделиться в хозяйственном отношении, то она вовсе не призывалась к наследованию. В целом очевидно, что наследственные права польского рыцарства были менее выгодными, чем у немцев. В то же время возможно, что в данных предписаниях отразилось влияние польского обычного права.

Наследственное право пруссов получило урегулирование в Христбургском договоре. До его появления у пруссов в качестве наследников могли выступать только сыновья, а при их отсутствии имущество поступало в распоряжение племени. Договор установил несколько очередей наследников: сын и незамужняя дочь (в равных долях); отец или мать; внук по мужской линии; родственники по боковой линии (брат или, при отсутствии последнего, его сын). За пруссами признавалась свобода завещаний в отношении движимого и недвижимого имущества, причем при завещании в пользу церкви или духовного лица такой наследник был обязан продать имущество в течение года законным наследникам или иным вышеназванным лицам, а деньги должны были перейти церкви; в противном случае эта недвижимость свободно отходила ордену. При всех таких сделках орден имел преимущественное право покупки, но обещал, что не станет явно или тайно принимать меры для занижения цены. Если не было никаких наследников по закону, недвижимость отходила ордену, движимое имущество – тоже, если оно не было завещано. По мнению диссертанта, смысл этих норм заключался в том, чтобы ослабить общинно-родовые связи между отдельной семьей и прусским племенем в целом, которому доставалось бы имущество владельца при отсутствии сыновей-наследников. Проведение такой политики способствовало становлению землевладения, обособленного от племени. Ограничив право наследования более узким кругом родственников, орден тем самым поощрял пруссов переходить на сторону ордена.

В § 5 «Повинности населения по отношению к ордену» исследован вопрос о системе повинностей, которые несли жители Пруссии по отношению к суверену. КГ говорит об освобождении горожан и их имущества от всех «незаконных поборов», «принудительных постоев» и «иных неподобающих повинностей». Вероятно, здесь подразумевались повинности, которые местное население несло ранее в пользу мазовецких князей. КГ по-новому определила систему повинностей, связанных с землевладением колонистов. На первое место среди них поставлена военная служба. Ее объем зависел от размеров земельного надела. Владельцы 40 и более гуф служили в полном вооружении, с боевым конем и выставляли также не менее двух всадников. Владельцы меньших по площади участков должны были нести службу в более легком вооружении и выставлять одного коня. С целью воспрепятствовать уменьшению ополчения орден ограничил дробление участков, которыми владели колонисты. Ту же цель, видимо, имел и запрет на соединение нескольких наделов в одних руках. Воинская повинность, наложенная на жителей края, ограничивалась пределами Кульмской земли. На случай, если военнообязанный землевладелец будет отсутствовать, для участия в военных походах назначался заместитель. Это правило по-разному сформулировано в двух редакциях КГ. В первой редакции обязанность назначить другого ополченца вместо отсутствующего была возложена на судью соответствующего города. Согласно второй редакции КГ, назначать заместителя должен был орденский «попечитель земли». Указанное различие отражало упрочение орденской власти в крае.

Применительно к обороне орденских владений в ст. 17 КГ первой редакции, а также в Эльбингской грамоте 1246 г. употребляется слово «отечество» (patria). Данное слово выступает не просто как фигура речи, а как термин, и это словоупотребление полностью соответствует тогдашней практике. Анализ терминологии памятников приводит к выводу, что это было связано с формированием представления о распространении права именно на территорию, а не на группу лиц, как прежде. В первой половине XIII в. представление об отечестве приобретает законченный вид, что было обусловлено, во-первых, легитимацией и упрочением государственной власти, во-вторых, становлением системы территориальных княжеств и, в-третьих, формированием представления о государстве, не связанном с личностью конкретного правителя. В юридическом отношении понятия defensio patriae, bellum patriae были связаны с обязанностью населения участвовать в ополчении.

Военная обязанность получила отражение и в привилегии для польской шляхты. Рыцари были обязаны служить ордену, но не только в Кульмской земле, как немцы, а также в Польше, Померании и Пруссии, участвовать в его походах и посольствах. Если шляхтич передавал имение своему наследнику по мужской линии еще при жизни, то с момента передачи данная повинность переходила на нового владельца. Военную службу несли ордену и крещеные пруссы. Знатные неофиты имели право быть «опоясаны военным поясом», т.е. носить оружие. Пруссы были обязаны участвовать в военных походах ордена со своим вооружением. Орден обязался вызволять их из плена, если кто-либо из них попадал в плен к язычникам или врагам ордена.

Вторая группа обязанностей, вытекавших из землевладения – уплата чинша. По КГ ставка чинша была невелика и носила в основном символический характер: 1 кёльнский или 5 кульмских пфеннигов и 2 марки (ок. 380 г) воска. Аналогичную норму содержит Эльбингская грамота, причем уплата чинша должна была начинаться в этом городе через 10 лет. Но за отдельные городские участки в Эльбинге уже дополнительно взимался чинш 6 пфеннигов в год. В городах, основанных в конце XIII в. и позднее, с горожан начинают взиматься гораздо более высокие подати, составлявшие в среднем 16 скутов с гуфы. Эта сумма в 480 раз превышала денежный чинш, определенный КГ.

В КГ установлены также штрафы за неуплату или несвоевременную уплату чинша либо за неявку на военную службу: в зависимости от характера правонарушения, они в 24–480 раз превышали размер чинша. В качестве исключительной меры для обеих категорий нарушителей предусматривалось временное изъятие земельного участка у должника впредь до погашения причитающихся задолженностей.

Для польской шляхты вместо уплаты чинша была установлена пудать в размере десятой части всего, что вырастало на их полях. Зависимое население, проживавшее в их имениях, уплачивало с каждой сохи 1 скот (30 пфеннигов), а также 1 сноп льна. Для прусского же населения в изучаемый период не были установлены фиксированные подати в пользу ордена.

В § 6 «Особые права (регалии) ордена» изучен вопрос об исключительных правах ордена в Кульмской земле и в остальной Пруссии. Перечень регалий согласуется с содержанием тех документов, которыми орден традиционно обосновывал свои притязания на прусские земли, – Золотой буллы Римини и Крушвицкого договора. Поскольку политические полномочия ордена, а также охотничье и мельничное право уже анализировались выше, то в параграфе рассмотрены в основном прочие хозяйственные регалии.

Важное место среди них занимали регалии, связанные с городскими объектами недвижимости. Как духовная корпорация орден был в принципе освобожден от любых налогов, поэтому при переходе недвижимости в его руки городская казна переставала получать налоги с участков и построек. Орден обязался не обзаводиться в Кульме и Торне недвижимостью по собственной инициативе и не использовать их для иных, чем обычно, надобностей, если участок или дом дарились ордену кем-либо из горожан. При этом орден обязался соблюдать те же права и обычаи, что и иные владельцы такой недвижимости. В КГ и Эльбингской грамоте орден особо оговорил свои права в отношении укреплений. Замок вместе с прилегающей к нему территорией не подлежал городской юрисдикции. Вопрос о возведении укреплений затронут и в привилегии польскому рыцарству: если в шляхетском имении орденом возводился замок, то владельцу такого имения должно было быть предоставлена земля в другом месте.

От землевладения были производны регалии, связанные с водными объектами. В ст. 11 КГ содержится упоминание о том, что ордену принадлежат озера (что предполагало право рыболовства, право заготовки торфа и т.п.). Еще одна регалия, связанная с водными объектами, – паромная, упомянутая в КГ и Эльбингской грамоте. Сначала ею пользовались сами города, затем она была у них изъята, однако условия эксплуатации парома подлежали согласованию с городскими властями.

Особое место среди прав суверена занимала горная регалия, поскольку ведение горных разработок давало правителю возможность чеканить собственную монету. В статье упомянуты две разновидности горного права – Фрейбергское и силезское, сформировавшиеся в XII–XIII вв. Первое надлежало применять при обнаружении серебра, второе – золота. По мнению автора, с обоими видами горного права орден мог быть знаком из первоисточника, поскольку тевтонцы поддерживали тесные связи с правителями и знатью саксонских, мейсенских, тюрингских и силезских земель. Из тех же земель происходили и многие колонисты. В основе горного права лежала неограниченная свобода изыскательских работ, в том числе и в частновладельческих землях. Этим правом регламентировались также процедура предоставления горных отводов, эксплуатация шахт, отношения старателя с непосредственным владельцем участка и сувереном как владельцем горной регалии. Весь драгоценный металл, добываемый в земле, изымался из оборота и мог отчуждаться только государю, а тот как обладатель монетной регалии мог пускать его в обращение в виде денег. Горное право, однако, осталось без применения, поскольку реально золото и серебро в Пруссии найдены не были.

Важнейшей орденской регалией было право на чеканку монеты, возникшее в силу договоренностей ордена с Конрадом Мазовецким и положений Золотой буллы Римини. Оно уменьшало зависимость ордена от власти Конрада Мазовецкого. Содержание орденской регалии раскрывается в КГ и Эльбингской грамоте 1246 г. 5 кульмских пфеннигов должны были быть равны одному кёльнскому, в крае должна была иметь хождение именно кульмская монета. Перемена монеты допускалась лишь раз в 10 лет, при этом 12 новых пфеннигов должны были обмениваться на 14 старых. Основной смысл этих предписаний заключался в установлении стабильного торгового и финансового оборота. Эта мера должна была неизбежно привлечь в колонизуемую страну купечество. Из указанных в КГ денежных единиц до конца XIV в. лишь пфенниг изготавливался как монета. Шиллинг и более крупные фракции были счетно-весовыми единицами.

В параграфе рассмотрена наиболее сложная и запутанная проблема – фактическая масса и проба прусской монеты, а также ее реальное соотношение с кёльнским пфеннигом и другими валютами. Э. Вашинский в своих работах о прусской монетной системе (1952, 1965) полагал, что требование КГ о чеканке монеты по кёльнскому образцу на практике осталось невыполненным, а монетные мастера предпочитали следовать стандарту хорошо знакомых им польских монет. По мнению Э. Хемпеля (1958, 1982), такая точка зрения основана на неверном понимании КГ. Хотя в ее тексте дважды (в статьях 1 и 22) упоминается сумма в 12 пфеннигов, она нигде прямо не приравнивается к одному шиллингу, как это было в большинстве немецких земель. Хемпель считал, что в КГ слово «шиллинг» означает счетно-весовую единицу, состоявшую не из 12, а из 30 пфеннигов – подобно тому как это имело место в Баварии и Польше. Правда, за пределами Пруссии были найдены клады прусских монет XIII в., проба которых соответствует предписанию КГ (масса 720 пфеннигов равна 1 кёльнской марке). Однако, по мнению Хемпеля, то были деньги особой чеканки, выпускавшиеся специально для внешней торговли. Во внутреннем же обороте прусский пфенниг обеспечивал сравнительно мелкие сделки и поэтому имел гораздо более низкую пробу, чем его «экспортный вариант». Эта остроумная гипотеза не подвергалась впоследствии углубленной проверке. Представляется все же, что она не вполне увязана с содержанием статей 1, 4 и 5 КГ, где ставки штрафов выражены в шиллингах. Эти ставки соответствовали предписаниям Магдебургского права, основанным на соотношении 1 шиллинг = 12 (а не 30) пфеннигам. Кроме того, гипотеза опирается на весьма ограниченный источниковый материал, поэтому пока нет оснований принять ее без дополнительного изучения данного вопроса.

С монетной регалией тесно связаны еще две регалии – пошлинная и рыночная. Статья 24 КГ содержит отказ ордена от важного права, являющегося регалией суверена – права на взимание пошлин в Кульмской земле. Аналогичным образом были освобождены от пошлин жители Эльбинга. Вероятно, существовали две причины такого шага: стремление как можно скорее заселить край колонистами и невозможность эффективно взыскивать пошлины (если бы они были введены) при наличии весьма ограниченного в то время административного аппарата и в условиях военной экспедиции. Данную норму следует рассматривать в системной связи со ст. 22 КГ, говорящей об основах монетной системы и о свободном приобретении товаров на рынках. Упомянутые меры должны были способствовать оживлению торговли и привлечению купечества в Кульмскую землю и прежде всего в ее города.

В § 7 «Статус и права церковных учреждений» подробно рассмотрен вопрос о положении церкви в Пруссии. Ее статус урегулирован прежде всего в КГ. Грамота затрагивает два важнейших вопроса: уплату колонистами десятины в пользу епископа и право патроната ордена над приходскими церквами (оно включало предоставление земельных угодий для их содержания, а также право назначать священников для этих храмов и иных церквей, расположенных в черте городских владений). Упомянутые нормы отражают всю сложность государственных и церковных отношений в регионе. Отношения ордена с епископством Прусским (созданным около 1215 г.) были конфликтными, поскольку Тевтонский орден сам был духовной корпорацией. За этим конфликтом стояла не только борьба за власть, но, вероятно, также различие в стратегии христианизации пруссов: епископ Христиан проводил более мирную и терпимую политику по отношению к пруссам. Провозглашение права патроната может быть интерпретировано как проявление соперничества между тевтонцами и Христианом.

В 1243 г. папский легат осуществил раздел Пруссии на четыре епископства: Кульмское (предназначенное для Христиана), Помезанское, Вармийское и Самбийское. При этом 2/3 территории достались самому ордену. Тевтонцы стремились поставить все прусские диоцезы под свой фактический контроль. Этому способствовало создание архиепископства Пруссии и Ливонии (1245). В 1264 г. епископство Кульмское было инкорпорировано в состав орденских владений. Позднее та же участь постигла епископства Помезанское и Самбийское, и только Вармия сохранила известную обособленность. Поглощение епископств, несомненно, упрочило власть тевтонцев в крае. Ту же цель преследовала и политика ордена в отношении монастырей: как правило, монахам препятствовали водворяться в прусских землях, и не случайно Эльбингская грамота воспретила колонистам основывать в городе монашеские обители без согласия ордена, а равно отчуждать таковым участки и дома.

По праву патроната, закрепленному в КГ, а также в Христбургском договоре, орден получил целый ряд прерогатив, прежде всего право на подбор священников для приходских храмов. При анализе правовых основ патроната автором обосновано мнение о том. что право патроната возникало не по основанию княжеской власти (ratione principatus), а по основанию учреждения церкви (ratione fundi) или наделения ее имуществом (ratione dotis).

В КГ и Христбургском договоре говорится о наделении земельными угодьями приходских церквей, а применительно к городам – также церквей, которые могут возникнуть в будущем в черте городских владений. Но обещание о предоставлении обширных угодий церквам Кульма и Торна так и не было выполнено. Наиболее вероятно, что приходские священники, будучи членами Тевтонского ордена, оставались на содержании соответствующих орденских комтуров. В Христбургском договоре материальное обеспечение храмов также урегулировано довольно подробно. Каждому священнику, ведущему духовное окормление пруссов, орден обещал выделить надел земли и домашнюю скотину.

В § 8 «Повинности населения по отношению к церкви» проанализированы отношения землевладельцев с клиром. Они также получили урегулирование в КГ и Христбургском договоре. В ст. 21 КГ сказано, что колонисты уплачивают епископу Кульмскому специальный налог «вместо десятины»: с каждого немецкого плуга – 1 шеффель пшеницы и 1 шеффель ржи, а с польского плуга, который называется «гакен», – 1 шеффель пшеницы; взимание с колонистов иных податей воспрещалось. Своим происхождением эта норма обязана соглашениям, заключенным между орденом и епископом Христианом в 1228–1230 гг. Кроме того, положения грамоты являются, возможно, отголоском спора о взимании десятины, который в начале XIII в. имел место в Силезии между бреславльским епископом Лаврентием и герцогом Генрихом Бородатым. По всей видимости, этот конфликт был учтен орденскими властями, которые включили в КГ соответствующую оговорку.

Насколько обременительной для колонистов-землевладельцев была повинность, установленная КГ? Данный вопрос детально рассмотрен в параграфе с привлечением обширного статистического материала. Для этого выяснено соотношение тогдашних земельных мер и мер емкости, а также сопоставлен размер подати с урожайностью зерновых. Расчеты автора показывают, что с одного немецкого «плуга» взыскивалось от 73,33 до 76,47 кг зерна (0,014–0,015 от урожая, т.е. в 6–7 раз меньше предполагаемой десятины), а с польского гакена – 49–51,1 кг (0,0065–0,0067 от урожая, или в 14–15 раз меньше десятины). Таким образом, предписания КГ (даже если принять наименее выгодный для плательщиков вариант) предоставляли существенную льготу колонистам-землевладельцам.

В Христбургском договоре были установлены менее льготные условия для плательщиков: неофиты и их наследники должны были ежегодно платить десятину. В том же договоре подробно освещены основные обязанности пруссов как прихожан (регулярное посещение церкви, крещение младенцев, отказ от языческих верований и т.п.

В том-же году, после дня св. Дионисия (после 9 окт.), ландмаршал предпринял третий поход с зегевольдцами, розитцами, ашераденцами и динабуржцами против велиенских еретиков, которых он хотя и встретил предупрежденными, но оставался там две ночи, умерщвляя и опустошая все. Он увел с собой скот и около ста пленных, между тем как из наших погибло шестеро при фуражировке.

В 1369 г., в суботу Reminiscere (24 февр.), магистр предпринял с ландмаршалом и жителями Сакке (63) и Каркса поход против русских, именно против Варнаца, где четыре ночи происходило большее кровопролитие, и уведено было в плен пятьдесят человек.

В то же время, ревельский командор, брат Гельмих с обитателями Гаррюва, Вирланда и Оберпалена, равно как с вассалами и бюргерами дерптскаго монастыря, опустошал такие в течении четырех ночей страну тех же русских, причем не считая убитых, было взято в плен 301 человек.

Кульмская грамота 1233 г. признает за горожанами право самим избирать своих судей. Она определяет границы городской территории, которая позднее будет расширена под условием, что горожане сами будут заботиться об охране своего города; в пределах этой территории орден не может покупать домов, и если он получить их по завещанию, то должен, как и всякий другой владелец, подчиняться городским налогам и порядкам. Граждане владеют своим имуществом на правах полной собственности, передают его потомкам в вечное наследство и могут его продавать, при чем требуется только, чтобы покупатель был способен отбывать воинскую повинность, определенную законом соразмерно величине собственности, и платить небольшую поземельную подать, которая была знаком верховенства ордена —in recogninionem dominil. Сначала граждане должны были отбывать воинскую повинность по всякому требованию ордена, но с окончанием завоевания они обязывались защищать только Кульмскую область между Древенцой и Осой. Город не был обязан принимать к себе гарнизон, был свободен от постоя и мог даже отказывать в пропуске проходящим войскам. Только одна монета должна была находиться в обращении векульме и во всей Пруссии, и ценность ее должна была оставаться неизменной. Рынки должны были быть свободны от всяких дорожных и таможенных пошлин. Таковы главные постановление этой Culmische Handfeste, льготы которой распространились в Пруссии на большую часть городов и свободного населения деревень и которая сделалась таким образом как бы великой хартией прусских вольностей. Самые большие города, Данциг, Эльбинг, Торн, Кульм, Браунсберг, Кенигсберг, пользовались естественно и наибольшими привилегиями; они присоединились к Ганзе, посылали своих депутатов на ганзейские сеймы и даже имели свои собственные сеймы и свои отношения, в которых орден не принимал никакого участия; они воевали с государствами, с которыми орден был в мире. Один раз они обратились к гросмейстеру за посредничеством в ссоре с королем датским; в другой раз они предложили ему свое посредничество, чтобы покончить войну с литовцами.

Вне городов в Пруссии тоже было довольно много свободных людей, своего рода вассалов ордена: это были немцы, пруссы, заслужившие свободу своею непоколебимой верностью, и привилегированные поляки. Непосредственно вслед за ними шли крестьяне немецких деревень. В Пруссии, как и в Бранденбурге, деревни строились с подряда. Подрядчик получал от гросмейстера или от одного из командоров концессию на участок земли, обязываясь найти колонистов и гарантировать уплату следовавшей с участка поземельной подати по истечении нескольких лет свободного пользование им; лично он пользовался Кульмским правом и, по основании деревни, становился в ней наследственным судьею и администратором. Крестьяне получали свои земли от него, а не прямо от ордена, как Кульмские граждане; но грамота, данная подрядчику, определяла условие их зависимости от него и защищала их от его произвола. Они должны были платить поземельную подать и отбывать воинскую повинность, к чему скоро присоединилась государственная барщина; их собственность не была таким образом вполне свободной, но они пользовались полной личной свободой, и немецкие крестьяне в Пруссии впали в рабство лишь после крупных погромов XV в. До того времени только прусские и польские крестьяне не имели никаких прав: они не были защищены никаким договором, и их действительно можно было обременять податями и барщиной по произволу.

В 1346 году в споре между Новым и Старым городом Торна о городской территории... Великий магистр направил обе стороны в Кульмский суд, а в качестве судьи назначил Иоанна Нотхафта. Бюргеры Торна, наставляемые членами магистрата (магдебурских?), хотели добиться «своей справедливости» с помощью документов (mit briven). Комтур ничего не хотел слышать о документах, и во что бы то ни стало, хотел довести дело до суда. Он приказал, Старому и Новому городам Торна назначить по 40 или 60 горожан, которые проведя бой (в данном случае можно говорить о битве) решили бы спор. Несмотря на решимость комтура, один из членов городского совета Торна попросил, чтобы тот все же выслушал содержание документов. Тогда комтур пригрозил ему, что потащит его на веревке до Торна. Крайне возмущенные горожане написали великому магистру, что комтур хочет, чтобы они остались «без ушей, без рук и без жизни». Тем не менее, правовые взгляды комтура не были столь устаревшими, как могло бы показаться на первый взгляд. Ста годами ранее, в применявшей магдебургское право Нижней Силезии (Злоторыя), судебный поединок стал главным способом решения правового спора [16]

В Лондоне на долю прусских городов приходилась третья часть торговых оборотов Ганзы. О тогдашнем богатстве и могуществе этих городов можно судить по тому, что на них падало обязательство выставлять третью, часть наличного состава ганзейского войска во время жестоких войн с пиратами и северными королями

Торунь:
37/48 хоругвь (в Бандерии - двери замка желтые, а не алые). 214 копий (а не 80). Ей командовал Альберт (Альбрехт) Роте. Но торунский бургомистр (Старого города) Иоганн фон дер Мерзе (1409-1421; его преемником стал Роте) тоже был в сражении и попал в плен.
Торунь была одним из древнейших укреплений, выстроенных Тевтонским орденом (работа началась в 1250-е). Здесь и предлагаю искать объяснение символике.
Экдаль пишет, что символика у Длугоша соответствует печати Старого города; на печати Нового города т.н. Seebake. На печати комтура (как на Вашем рисунке) - die Burg oder Mauer keine Torflügel und nur einem Turm, auf jeder Seite begleitet von einem Stern. Так что изображение не самое похожее с символикой города.

Эльбинг:
Длугош в Анналах описывает одинаковые хоругви 35, 42 и 43 - комтурства и города Эльбинг, комтурства и города Данцига, мейссенских рыцарей.
В Бандерии он описывает те же хоругви №№ 20, 28 и 30 - но: комтурства и города Эльбинга (в ней рыцари и жители комтурства, горожане Эльбинга, братья ордена и наемники, командует комтур Вернер Тетингер - на самом деле, Вернер фон Теннинген, комтур в 1404-1412 и великий госпитальер ордена, удравший с поля боя), 2-я хоругвь комтурства и города Эльбинга (братья ордена, жители комтурства и наемные рыцари, командует вице-комтур - им был в 1410 году Ульрих фон Штоффельн) и хоругвь горожан Эльбинга (горожане и нанятые ими рыцари, командует бургомистр - им был в 1410 году Хайнрих Мёнх, он уцелел при Грюнвальде).
Символика, однако, и впрямь герб Эльбинга - в верхней части красный крест на белом поле, а в нижней половине белый крест на красном поле. (Обычно т.н. Tatzenkreuzen - № 28; на хоругвях № 20 и 30 - Balkenkreuzen, прямые кресты, однако и они тоже использовались в городской символике наравне с первыми.)
Поэтому в Анналах 42-я хоругвь явно не Данцигская, а Эльбингская. Так что Эльбинг действительно выставил 3 хоругви (в чем им помогли наемники). А мейссенцы составили 50-ю хоругвь (Бандерия).
30-я хоругвь-"перевертыш" скорее - цвета поменяли (оставив ту же цветовую гамму в целом), чтобы не путать с 20-й хоругвью, знаменем собственно комтура.

Брунсберг: Браунсберг, Бранево - город в Эрмландии.
27/25 хоругвь. Жители, вассалы и горожане комтурства, наемные рыцари. Командир неизвестен.
Как я уже сказал, символика не соответствует гербу ни города, ни епископа Вармийского. Смысл ее неизвестен.

Комтурства и города Данциг:
44-я хоругвь в Бандерии. Горожане, моряки (включая своего рода морскую пехоту) и наемники. До 100 копий (по Длугошу). Командовал бургомистр Данцига (их в 1410 было двое - Арнольд Хехт и Конрад Лецкау, и кто именно вел хоругвь, неизвестно). По сообщению в работе 18 века, из Данцига явились и были в битве Альбрехт Мантел и Андреас Фехтер с 300 чел.
Символика соответствует данцигской: два белых креста на красном поле. Слова Длугоша, что Казимир III [на самом деле IV] добавил к городской символике золотую корону как особую привилегию, ошибочны - она была дарована 25 мая 1457. При этом на иллюстрации в Бандерии короны действительно (и правильно) нет.

Город Хельмно: Кульм.
12-я (6-я хоругвь в Бандерии). Рыцари и горожане земли и города Кульма. Командовали Януш Ожеховский и Конрад из Ропков. Знаменосец швабский рыцарь Николас Никш [это Миколай Рыньский герба Рогала - так что не из Швабии], позднее казненный магистром Генрихом фон Плауэном (другой рукой в рукопись Бандерии добавлена иная версия его гибели, в самом сражении).
Кульмский герб: zwei Flüsse oder trei Berge/Hügel.
В кульмской земле фогство Leipe (польск. Липенек) имело символ: drei Ströme.